НСФ

Правомочность (законность) Белокриницкой иерархии отказались признать, кстати, не только некрасовцы, но и значительное число дунайских старообрядцев (в том числе липоване) [156]. В истории они получили название ,,раздорников’’, а сам термин был обязан своим возникновением скорее всего апологетам Белокриницкой иерархии.
Между тем некрасовские казаки по-прежнему оставались в поле зрения белокриницких иерархов. Так, епископ Аркадий (,,экзарх Некрасовский’') намеревался в середине 1850-х гг. отправиться на Майнос с ,,просветительскими’’ целями [157], прибегнув к помощи М.С.Чайковского и О.С.Гончарова. Последний, зная, кстати, об ,,убийственном нраве’’ майносцев, всячески отговаривал епископа от предстоящей поездки, резонно предполагая ее бесполезность. Возможно, О.С.Гончаров неоднократно ездил в с.Бин-Эвле, поскольку у некрасовцев память об этом человеке сохранялось весьма долго. Один из казаков рассказывал В.И.Кельсиеву в 1863 г.: ,,Гончаров от Гречина веру взял, греческого митрополита (т.е. Амвросия. – Д.С.) в христианство привел и новую веру завел. А мы ее не держим, потому что нам не показано от гречина веру брать... Гончаров и к нам прибегал, и владыку своего привозил (возможно, того же Аркадия – Д.С.), и собор делали мы, да не приходится, не выходит по писанию. Так Круг приговорил: кто в Гончарову веру пойдет, тому сто плетей! А то бы вражий Гончар много казаков смутил’’ [158]. Таким образом, несмотря на благоприятные первоначально ,,увещевания’’ казаков [159], все попытки епископа Аркадия склонить их к принятию нового священства закончились ничем. Крайне меткое по этому поводу высказывание принадлежит самому епископу. В своем письме, адресованном Белокриницким властям (от 26 января 1856 г.), он, в частности, отмечал: ,,Жестокость их (майносцев. – Д.С.) нет возможности подклонить изложению патриарха Филарета, ибо они считают себя первейшими христианами, неимущими порока <...> Только объяви, что перекрещивать от обливанца, то и готовься к последнему концу. Но сей подвиг еще не приспе’’ [160].
В конце 1870-х гг. часть жителей некрасовского селения все-таки признала Белокриницкую иерархию, вслед за чем остальные некрасовцы из с.Эски-Казаклар (бывшее Бин-Эвле) стали единоверцами. В ,,Церковном вестнике’’ (от 23 июня 1879 г.), изданном при Санкт-Петербургской семинарии, со ссылкой на ,,Новое время’’ сообщалось, что к тому времени уже ,,40 номеров’’ (очевидно, семей или домохозяйств) присоединились к Белокриницкой иерархии [161]. В том же году эти некрасовцы отправили в Москву к старообрядческому архиерею Антонию своих уполномоченных – за советами и сбором пожертвований. Таким образом, уже в последней четверти XIX в. некрасовская община хотя бы в религиозном отношении, но не представляла собой единого целого. И хотя мы располагаем свидетельством В.Ф.Минорского (1902 г.) о том, что ,,розни耠религиозной между населением (с.Эски-Казаклар. – Д.С.) не наблюдается’’ и что некрасовцы (,,австрийцы’’ и единоверцы), обзывая турок и липован-дунаков самыми ,,крепкими русскими словечками’’, не произносили ничего подобного по отношению друг к другу [162], вопросы, тем не менее остаются. Неясно, в частности, в силу каких причин некрасовские казаки пошли на столь тесные контакты с Белокриницкой иерархией. Почему согласие на это выразили не все жители майносского селения, а лишь часть? Уместно здесь будет вспомнить о ,,вражине Гончаре’’ (О.С.Гончарове), с которым у казаков ассоциировалась ,,австрийская вера’’. Неприязнь к нему отразилась и в таком интересном жанре некрасовского фольклора, как исторические предания: ,,В Белой Кринице австрийскую епархию открыл, у турка откупил митрополита Амвросия – грека-обливанца. Он в Белой Кринице липованам епископа рукоположил. Начал своих австрийских попох вражий Гончар ставить на весь Дунай и Россию. <...>. Как вражий Гончар не мудрил, а головы лишился. Дочь отсекла ему голову’’ [163]. Таким образом логично предположить, что какие-то серьезные события произошли внутри самой некрасовской общины, позволив нарушить запрет, наложенный решениями казачьих Кругов на связи с Белой Криницей. Частично нашу догадку подтверждают слова некрасовца И.К.Долгова, сказанные им ученому-фольклористу Ф.В.Тумилевичу: ,,Только мы, некрасовцы-рыбаки, не принимали его (т.е. О.С.Гончарова. – Д.С.) попох, а кто из наших землю имел, так они потом перешли в Гончарову веру (выделено нами. – Д.С.). Они тоже изменщики делу Игната...’’ [164]. И действительно, источники второй половины XIX – начала XX в. свидетельствуют об имущественном расслоении среди майносских некрасовцев (см. об этом далее) и нарушении ряда соответствующих ,,Заветов Игната’’. Обращает на себя внимание и тот факт, что ,,австрийцы’’ проживали в одном конце селения, а единоверцы – в другом [165]. И, конечно же, у тех и других была собственная церковь, соответственно – Св. Живоначальной Троицы и Успения Пресвятой Богородицы. Кстати, по поводу времени постройки (освящения) первого из храмов в нашем распоряжении имеются источники, содержащие несколько противоречивые сведения. В.Щепотьев, побывавший на Майносе в 1891 г., указывал на существование церкви ,,старообрядцев австрийского толка. Она немного поновее (чем единоверческий храм. – Д.С.) и напоминает более наши сельские церкви, но обстановка такая же бедная, как и в единоверческой. <...>. Майносцы австрийского толка остаются без попа. Богослужение совершает дьячок, пьяненький мужичишка...’’ [166]. А между тем на оттиске печати этой церкви – Троицкой, – обнаруженной нами в Архиве внешней политики Российской Империи (г.Москва), стоит дата – 1894 г. [167]. Выскажем следующее мнение: до 1894 г. культ у некрасовцев, приемлющих ,,австрийское священство’’, мог совершаться в одной из старых старообрядческих молелен, которых в казачьем с.Бин-Эвле в XIX в. насчитывалось в разное время от 4 до 5. А в 1894 г., возможно, было построено здание собственно Троицкой церкви. Не менее важное новшество в религиозной жизни некрасовцев произошло в начале 1880-х гг., когда часть казаков признала так называемое единоверие, в том числе духовную над собой власть Русской Православной Церкви. Определенные условия для признания майносскими казаками единоверия возникли еще в начале 1870-х гг. [168] и заключались в том, что казаки, неустанно искавшие для своих храмов священников, обратили внимание на Новоафонский Пантелеимонов монастырь. Продавая там продукты рыбного лова (с начала 1860-х гг.), некрасовцы при этом загадывали: ,,не удастся ли им на Афоне сманить к себе какого-нибудь попа. Во время каждого приезда на Афон, они более находились в обществе русских, стараясь разузнать, не пойдет ли кто-нибудь к ним из русских иеромонахов’’ [169]. Как оказалось впоследствии, в течение 1869–1872 гг. священников в селении не было вообще. Сокрушаясь по этому поводу, казаки в 1872 г. выражали свою обеспокоенность сложившейся ситуацией:,,Теперь накопилось у нас младенцев до ста без крещения, да несколько десятков помолвленных невест и женихов, которые часто ропщут: коли не найдете попа, то мы венчаться пойдем к австрийским попам. А австрийских попов нам принимать не хочется, мы признаем их за еретиков: ведь они приняли священство от запрещенного митрополита Амвросия, грека, который притом был и обливанец (выделено нами. – Д.С.)’’ [170]. Как видим, два важнейших обстоятельства толкали некрасовцев к установлению более тесных контактов с Русской Православной Церковой: вероятность обращения казачьей молодежи (и, возможно, части взрослого населения) в запрещенную традицией ,,австрийскую’’ или ,,Гончарову’’ веру; участившиеся случаи неудачного ,,сманивания’’ священников в с.Бин-Эвле c последующим их оттуда бегством [171]. Тонко почувствовав проблемы некрасовцев, монастырская братия прибегла к своеобразной ,,идеологической обработке’’, доказывая несущественность различий старообрядческих и ,,истинно’’ православных обрядов. В итоге была достигнута следующая договоренность: двое из числа некрасовцев, бывших тогда на Афоне, отправлялись на Майнос ,,для совещания с обществом насчет принятия к себе священника по благословению патриарха (Вселенского. – Д.С.), на правах единоверия’’; некрасовский же уставщик И.Ващихин остался в монастыре, прожив в нем целый месяц [172]. В итоге некрасовцы согласились на предложение ,,принять’’ к себе священника, но с условием, чтобы тот совершал у них богослужение по старым книгам и обрядам. Разрешение проблемы зависело тогда во многом от Константинопольского Патриарха Анфима и Св.Синода, однако именно с их стороны возникли серьезные тому препятствия. Патриарх занял довольно жесткую позицию в отношении предполагаемого сохранения некрасовцами традиционных обрядов. Обращаясь к иноку Михаилу (одному из активнейших участников переговорного процесса), Патриарх Анфим 16 июля 1872 г. заявил: ,,Допустить... эти обряды при богослужении, о которых ты объяснил нам, мы не можем <...> Ты не оставляй майносцев без внимания, побеседуй еще с ними, быть может, они и согласятся переменить двуперстное на трехперстное сложение’’ [173]. Узнав о столь неблагоприятном для себя исходе дела, казаки (и без того не слишком расположенные к греческой церкви) выразили свое недовольство принятым в Стамбуле решением. Анализируя ситуацию в целом, можно констатировать: несмотря на определенный прагматизм в действиях некрасовцев, они, тем не менее, действовали в границах, обусловленных традиционными религиозными нормами. Факт следования ,,старине’’, вере предков означал не только понимание носителями данной традиции, скажем, духовной преемственности поколений, но также ,,нормальности’’ существующего миропорядка, а изменение норм неизбежно приводило к ,,перевернутости’’ мира, его аномальности. Поэтому слова майносского казака И.Ващихина, сказанные им на Афоне весной 1872 г., были вполне искренними: ,,Наше общество ни за что не согласится переменить своих старых книг и обрядов; мы воспитались в этих обрядах, и так привыкли к ним, что лучше согласимся умереть, нежели их оставить’’ [174].

Здеся : http://beg-ruslan.narod.ru/Histori7.html
Прожив еще несколько лет беглопоповцами, некрасовцы (возможно, не без содействия Российского императорского посольства в Стамбуле) сумели со временем установить связи с Москвой и в 1879 г. отправили туда своих уполномоченных с целью исходатайствовать у митрополита Макария принятие их в ,,общение с греко-российскою Православною Церковью по правилам единоверия, с подчинением их клира и церкви Московской митрополии и власти Св.Синода’’ [175]. Священный Синод, на рассмотрение которого было вынесено означенное ходатайство, изъявил в итоге свое согласие на присоединение по согласованию, однако, с Константинопольским Патриархом. Первым единоверческим священником стал некрасовский начетчик Иван Ващихин, получивший при посвящении в сан (1880 г.) имя о.Иоанна [176]. Учитывая данные некоторых источников о ,,ветхости’’ единоверческого храма и намерении казаков возвести новое каменное его здание лишь в 1901 г., выскажем мнение, что долгое время богослужение происходило в одной из старых некрасовских молелень, что, кстати, не противоречило их религиозным воззрениям. Освящение церкви во имя Успения Богородицы произошло 30 ноября 1881 г., когда на Майнос прибыл архимандрит Павел, настоятель одного из московских единоверческих монастырей [177]. Встречаясь до того в Стамбуле с Константинопольским Патриархом Иоакимом, архимандрит услышал, в частности, пожелание о полезности возможного разговора ,,с отделяющимися (т.е. некрасовцами, приемлющими ,,австрийское священство’’. – Д.С.) о соединении их с Церковью’’ [178]. Однако в книге архимандрита, вышедшей в свет в 1884 г., мы находим упоминание лишь о том, что на очередной встрече с Патриархом Иоакимом, состоявшейся 10 декабря 1881 г., Павел сказал об ,,австрийцах’’ лишь то, что священников им поставляют в Тульче. Хотя и косвенно, данное свидетельство указывает на то, что ,,увещевательного’’ с ними разговора у Павла не состоялось.